среда, 12 января 2011 г.

Римская речь. (I)

Начиная комментировать какой-либо текст, а в данном случае первую и вторую части Римской речи, мы должны держать в памяти несколько вопросов: кто говорит, где говорит, когда, и что говорит. И еще всегда остается вопрос: почему он это нам говорит.

На первые три вопроса ответить достаточно легко: когда – сентябрь 1953; где – в Риме на конгрессе романо-язычных аналитиков; кто – Жак-Мари Эмиль Лакан, которому исполнилось на тот момент 52 года. В это время он уже известный психиатр, автор нашумевшей диссертации «О паранойяльном психозе в его отношении к личности.» Он уже заметный аналитик, автор Стадии зеркала и изобретатель короткого сеанса. Настолько заметный, что уже избран Президентом Французского психоаналитического общества и пять лет отвечает в нем за дидактический анализ и супервизии. В июне этого года Лакан уже сложил с себя эти высокие полномочия, чтобы поддерживая четверых друзей основать Французское общество психоанализа.
Мы также можем сделать предположение о причине этой речи.
Несомненно, прежде всего, она говорится, потому что ее автор не может не говорить. Но еще есть внешние условия. И прежде всего это отчуждение субъекта, его объективация, все больше и больше заполняющая нашу жизнь. Мы обнаруживаем это отчуждение, эту объективацию везде, и что самое ужасное – это, что и заставляет Лакана и тех кто идет за ним говорить – в психоанализе, который зачастую идет на поводу у науки. Наша цивилизация дает субъекту «…все необходимое чтобы забыть о своем существовании и о смерти, и в мнимом общении пренебречь смыслом своей собственной жизни». Лакан также говорит: «… мы замечаем что «я есть (je suis)» времен Вийона опрокинуто «это я (cest moi)» современного человека» (51)*. Имя Отца ослабело и ничто не удерживает субъекта от потопа Воображаемого, подпитываемого Ниагарским водопадом дискурса науки. Таким образом, Лакан констатирует засилье Воображаемого, и главное – наступление этого Воображаемого в психоанализе. Констатации этой проблемы, проблемы забывания цели и смысла психоанализа посвящена первая часть Римской речи.
Нужно сказать несколько слов о структуре текста. Вы видите, что текст, который мы изучаем, состоит из трех частей. Он имеет структуру сходную со структурой Диссертации о паранойе, написанную двадцатью годами раньше. Первая часть и там и здесь посвящена обзору того что есть. В диссертации это обзор всех имеющихся взглядов на паранойю, в Римской речи – обзор ситуации в психоаналитическом поле. Вторая глава диссертации посвящается описанию случая в попытке добраться до сути дела. Аналогичная задача решается и во второй части Римской речи. В чем же суть психоанализа, как мы можем подойти к истине того, что мы изучаем, и о чем Лакан ведет свою речь. На что мы можем положиться, и на что ориентироваться в своих исследованиях – исследованиях бессознательного?
Здесь я хочу перейти к вопросу: что Лакан говорит, и выделить две вещи.
Первое – это лозунг Лакана, лозунг который все знают «Назад к Фрейду». Этот лозунг, который будет сопровождать Лакан всю его жизнь, своего рода его визитная карточка, и который является некоторым выводом, результатом рассуждений из первой части Римской речи: «Если психоанализ способен стать наукой и если ему не суждено выродится в чистую технику, мы обязаны его опыт переосмыслить. И самое лучшее, что мы можем для этого сделать, это вернуться к учению Фрейда» (37).
Второе – это тезис, который Лакан дает нам во второй части, и который звучит как: «Бессознательное структурировано как язык».
К этому тезису отсылает нас название главы – Символ и язык как структура и граница поля психоанализа. К нему отсылает цитата из Нового Завета – «от начала сущий как я говорю вам». Лакан осторожно подводит нас к этому тезису в первой части. Рассматривая во что превратился психоанализ, он говорит о бессознательном как об истории, как о белом пятне в истории субъекта, как об истине, которая записана в памятниках – наше тело, архивных документах – воспоминания, семантической эволюции – наш стиль и характер, традициях и легендах, следах искажений. Как видите, Лакан говорит о бессознательном как о записи, как о последствии воздействий языка на субъекта. Язык приходит к нам через речь со стороны другого. Это позволяет Лакану сказать в завершение первой части: бессознательное – это дискурс другого. Это не остается без последствий: «желание человека получает свой смысл в желании другого … потому что главный его объект – это признание со стороны другого» (38).
Однако вернемся к части второй, где Лакан анализирует образования бессознательного. Он берет первую книгу Фрейда о психоанализе – «Толкование сновидений» и говорит: «…сон имеет структуру фразы или ребуса, то есть письма…» (37). Следующая книга - «Психопатология обыденной жизни»: оговорки, описки, ошибочные действия. Лакан лаконичен: «… всякое несостоявшееся действие - … успешный дискурс…» (38). Или, иными словами, удавшаяся речь. Здесь же он говорит о нумерологии, которой посвящена одна из глав «Психопатологии…»: цифры, нумерология – это язык, который они представляют. Затем идет очередь симптома: «симптом целиком разрешается в анализе языка, потому что и сам он сконструирован как язык; он, другими словами, и есть язык, речь которого должна быть освобождена» (39). Завершает список «Остроумие и его отношение к бессознательному». Позволю себе небольшое обобщение: острота это изобретение, неологизм, который способен упразднить весь строй языка. Здесь максимальное расчленение между истиной субъекта, его изобретением, освобождающей его выдумкой, и намерением субъекта. Здесь же Лакан отмечает необходимость третьей инстанции, инстанции удостоверяющей остроту, инстанции символической – Большого Другого. Другого который представляет Закон. И здесь мы видим Лакана структуралиста: закон – это закон зыка; он проясняет связь между даром, обменом и символическим; связывает дар и слово, переход от объекта к означающему, систему брачных обменов и язык. В то время эти пояснения уместны, поскольку «Структуры родства» Леви-Строса вышли в свет только в 1949 году и идеи в них изложенные нуждаются в прояснении. Здесь же Лакан называет важнейшее означающее – Имя-Отца, которое он увязывает с фрейдовским тотемом.
В качестве заключения, я предлагаю вам следующую цитату: «открытие Фрейда – это открытие совокупности тех последствий, которые несет для природы человека его принадлежность к символическому строю, и прослеживание их смысла вплоть до обнаружения в бытии наиболее радикальных инстанций символизации» (44). И это приводит к тому, что «…на деле за ним (психоанализом) стоит серьезный труд по воссозданию человеческого смысла в скудные времена сциентизма» (58).
На этом я предлагаю закончить со второй частью Римской речи и перейти к части третьей, посвященной, как и в случае диссертации о паранойе обсуждению перспектив, обнаруживающихся за постулированием основного тезиса. Этот тезис, я напомню еще раз, - «Бессознательное структурировано как язык». Лакан говорит в начале третьей части: «возвращение психоаналитического опыта к речи и языку как своей основе сказывается на его технике». Итак часть третья, часть ориентированная на технику аналитическо практики, но затем идет Первый Семинар, который начнется через несколько месяцев, в ноябре 53-го, и который является продолжением того что начало сказываться в Риме.
* - В скобках даются ссылки на страницы билингвистического издания "Римской речи" М., "Гнозис", 1995.

3 комментария:

  1. Этот комментарий был удален автором.

    ОтветитьУдалить
  2. Этот комментарий был удален автором.

    ОтветитьУдалить
  3. Не будет ли забеганием вперед, моя попытка обратиться назад, к Фрейду, говоря о Лакане? Тезисы - "Бессознательное структурировано как язык", а также "Бессознательное есть дискурс Другого" - афористичные по форме и глубочайшие по содержанию - содержат в себе термин "бессознательное". У Фрейда есть статья под названием "Сексуальность в этиологии неврозов", написанная аж в 1898 году, то есть, в самом начале пути, термины "бессознательное" и "сексуальное" в теории Фрейда, сопряжены. Жак Алэн Миллер, озаглавил один из параграфов XI Семинара Жака Лакана - "Сексуальная реальность бессознательного". И совершенно ничего не может быть понято у Фрейда, если не разобраться в том, какой же смысл придается термину "сексуальное", который у Фрейда далек от обыденного, очевидного понимания. И, в самом Фрейдовском стиле смещения смысла понятия при его тщательной разработке, просматривается та независимость, то скольжение означающего над означаемым, что было позже артикулировано Фердинандом де Соссюром.

    ОтветитьУдалить